Инок Всеволод Филипьев. Гость камеры смертников. Смысловик  №25 (Отрывок из Книги "Начальник тишины". Эта книга есть в библиотеке молебной комнаты)

Заключенный Филимонов Влас уже третью неделю находился в тюрьме закрытого типа, в камере смертников. Сюда его привезли после окончания следствия и вынесения смертного приговора. Нельзя сказать, чтобы Влас очень уж мучился душой. Он тупо и обреченно смотрел на приближающуюся смерть, как затравленный бык смотрит на тореадора. Больше всего теперь Влас мучился от казни временем. Всякий раз, когда надзиратель подходил к двери его камеры, Влас внутренне напрягался, ожидая команды: «На выход без вещей», — и всякий раз, не услышав этой команды, нервно улыбался...

Но жизнь на той теперь далекой свободе не спешила встать на колени перед новоявленным "сверхчеловеком", хотя Влас и был настроен решительно. Он так и заявил однажды другу: «К своей цели я пойду по трупам». Правда, он затруднился бы ответить на вопрос о какой именно цели идет речь. Возможность идти по трупам Власу вскоре представилась. Но он оказался плохим сверхчеловеком: срезался на первом же серьезном деле. И вот на это он больше всего злился, сидя в камере смертников. Злился он и на заказчиков, и на жертву, но больше всего он злился на ту девчонку. «Ну почему, почему я тогда ее не прикончил? Ведь она же наверняка и сдала», — думал Влас.

Так день тянулся за днем. С утра до вечера Влас бесцельно слонялся по прямоугольной одиночной камере, время от времени присаживаясь на единственный табурет. В 10 часов вечера надзиратель выдавал «вертолет», то есть переносную деревянную койку без ножек. Влас устанавливал «вертолет» на бетонный пол, кутался в телогрейку, ложился и подолгу не мог заснуть. В шесть утра «вертолет» отбирали, и начинался новый бессмысленный день его жизни. Однажды вечером, уже после отбоя, когда Влас вертелся на своем жестком ложе, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, дверь камеры отворили.«Что еще за ночные гости», — подумал Влас. Надзиратель ввел в камеру какого-то человека. Влас безуспешно пытался рассмотреть вошедшего, но не мог по причине слабого освещения, а также потому, что нежданного гостя закрывал собой надзиратель. Тем временем последний объявил:

— Заключенный Филимонов, к тебе подселенец до утра. — И, помолчав, пояснил: — Его только что привезли, а у нас свободных одиночек больше нет, вот и приказано к тебе. К сказанному надзиратель обиженно добавил: — Только «вертолетов» лишних у меня нет. В голове Власа пронеслось: «Так. Если привели авторитета, то мне светит остаться без «вертолета» и всю ночь сидя кемарить». Надзиратель вышел, оставив Власа один на один с новым соседом. Нет, это был не авторитет, скорее доходяга, и Влас перевел дух: «Буду спать нормально. А этот пусть устраивается как знает».

Тут новый сосед озадачил Власа. — Мир дому сему, — сказал он негромко и мягко улыбнулся.

— Слушай, братан, — резко ответил Влас, — спать тебе негде. Вот садись, если хочешь, — и он указал жестом на табурет. Ночной гость тихо и даже несколько изящно прошел мимо Власа и мимо табурета в угол камеры и опустился на корточки, при этом как бы сам себе говоря: «Птицы имеют гнезда, и звери имеют норы, а Сын человеческий не имеет, где преклонить главу». «Ну и странный сосед мне попался, — думал Влас. — Какими-то присказками говорит. Уж не свихнулся ли?... А может, он актер бывший? То-то он мне кого-то напоминает. Слушай, а может, это подсадная утка, стукач? Может, из меня хотят дополнительные данные выжать?».

— Эй, как тебя там? — обратился Влас к соседу. — А это что за маскарад? Что они тебя, в крашеную простыню завернули, что ли? — В простыню? — сосед улыбнулся. — У меня одежда была такая, в которой здесь не положено, а робу ночью искать не стали, вот и выдали мне эту багряницу. Мне ведь до утра только.

«Какую багряницу? Что он мелет? — думал Влас. — Нет, на стукача этот доходяга не похож. Не стали бы менты такой спектакль закатывать. Смотри-ка, да он — босой». — А обувь-то, обувь они зачем с тебя сняли? — Это не они. Это раньше. Меня и привезли сюда без обуви. — А почему тебя не обрили?

— Не успели еще. Меня ведь недавно арестовали. — Недавно арестовали и сразу в камеру смертников. Странно все это. Ну да ладно, — смягчился Влас, — давай знакомиться. Поднявшись и манерно раскланявшись, Влас представился: — Убийца Влас, собственной персоной. Приговор — вышка. А как вас величать, сударь? Гость, подняв свои большие печальные глаза на Власа, молчал. Тут Влас впервые заметил, что исхудавшее лицо гостя все в ссадинах и кровоподтеках. «Здорово они его били», — подумал Влас и с иронией в голосе обратился к гостю: — Ты что, оглох? Культурные люди при встрече знакомятся. Чего молчишь? — Я, — медленно и спокойно проговорил гость, — судия. — Это что, кликуха такая? — Нет. Я — твой судия, — так же спокойно и осмысленно ответил гость. «Ну, все ясно, — подвел мысленный итог Влас, — этот парень — точно сумасшедший. Теперь понятно, почему его менты не хотят здесь на постоянку прописывать. Наверно, утром в закрытую дурку отвезут. А сюда он, видно, случайно попал или с пересылкой. Ну, о спокойном сне с таким соседом можно и не помышлять. Может, он маньяк какой, кто его знает. Нет, уж лучше совсем не спать». В какой-то момент Власу стало жалко соседа, ведь больной человек. Но он сразу же осек себя. Ницше учил презирать таких недочеловеков. И все-таки Влас, то ли из жалости, то ли из приличия, то ли потому что все равно спать не хотелось, немного смущенно сказал гостю: — Ну ладно, иди сюда, садись на мои нары, а то ноги-то застудишь, — при этом Влас подвинулся на край нар, освобождая место. Гость послушно встал, подошел и сел, поджав босые ступни под себя. На Власа напало игривое настроение. — Ну, так что ж ты меня, судить будешь? Гость после молчаливой паузы удивительно кротким голосом ответил: — Буду.

— Прекрасно. Начнем-с. Суд открывается, господа присяжные заседатели. Задавайте вопросы подсудимому. Влас был уверен, что своим игривым тоном собьет гостя. Но гость вновь поднял печальные глаза на Власа и сказал:

— Пожалуйста, расскажите, как все было? — И так он просто это сказал, и столько сочувствия было в его глазах, что Власу захотелось сейчас же всё-всё про себя рассказать. Захотелось поплакаться, захотелось, чтобы его хоть этот дурачок пожалел. И Влас начал рассказывать свою жизнь. Говорил он часа два, пока, наконец, не дошел до тех событий, которые привели его сюда, в камеру смертников. — Ну и встретил я в конце концов настоящих, серьезных заказчиков, — рассказывал Влас. — Вернее, они сами на меня вышли. Сразу задаток дали большой. Бесплатно выдали хорошее оружие. И дело-то казалось беспроигрышным. Как сейчас помню: подогнал я дворами «жигуленок» к месту операции, оставил его в подворотне. Огляделся — никого. Четыре часа утра было, свежо, хорошо на улице. Светало. Вышел я из подворотни. Вот и фирменный магазин на другой стороне улицы, блестят витрины, внутри горит контрольное освещение. А дальше, как в военном училище на стрельбище, встал на колено, гранатомет на плечо, прицелился, спустил курок. Граната прорезала утренний сумрак, и я уже не слышал звона стекла, а только увидел, как все взметнулось на той стороне улицы, и стеклянные витрины заволок желтый дым, а мне в лицо ударила теплая волна воздуха. От этого удара я очнулся, и побежал к машине, и дворами уехал... Ну, в общем, и все. Через месяц меня взяли. Кто-то заложил.

Больше Власу ничего не хотелось рассказывать, да и нужды не было, ведь гость — не судья, а всего лишь сумасшедший зэк и ничем не сможет ему помочь. Выслушал, и за то — спасибо. Гость, как бы всматриваясь в душу Власа своим удивительным взором, тихо спросил: — А что же ты про Надежду ничего не рассказал? — Про какую такую Надежду? — Да про ту девушку с собачкой, которую ты встретил в подворотне. Помнишь? Власу показалось, что его вновь, как тогда у магазина, накрыла взрывная волна. «Откуда он про девчонку-то знает? Про этот мой кошмар?» Власу стало страшно, но он решил не сдаваться и перешел на крик: — Замолчи! Что ты ко мне в душу лезешь!? Я не хочу знать ни про какую девчонку!.. — Послушай, — прервал Власа гость, — не горячись. Ведь ты же не убил ее тогда. Ведь мог же убить, и не убил — доброе дело сделал. Так что же ты разволновался? После этих слов гостя у Власа уже не было сил сопротивляться. Он как-то сразу обмяк, и ему даже показалось, что от этих глаз все равно ничего не скроешь. Тут он подумал: «А может быть, я тоже схожу с ума?». — А ее что, Надей звать? — жалостливо простонал Влас. — Надеждой. Так расскажешь про нее? — Расскажу... — Влас собрался с силами. — Я когда к машине бежал, она мне навстречу из подворотни вышла и сразу все увидела: и горящий магазин, и меня с гранатометом в руках. Мы с ней застыли друг против друга, словно вкопанные. Ее собачонка скулит, к ногам жмется. По правилам мне бы эту девчонку как свидетельницу пришить надо было. У меня ведь в кармане пистолет был. Но что-то дрогнуло в груди, пожалел я ее, не тронул. А ведь она меня, наверное, и сдала потом. Меня ведь по машине вычислили, а машину мою только она могла видеть. — Нет, Влас, она вообще следствию осталась неизвестна и в милицию не обращалась. На тебя другие донесли. — Кто? -Твои заказчики. Это у них заранее все так разработано было. Влас чуть не подпрыгнул от удивления: — Так вот оно что?! Заказчики! А я то думал... Выходит, не зря я девчонку пожалел. Но все равно не укладывается у меня в голове, почему она в четыре часа утра пошла с собачкой гулять. Ведь она — соплячка еще, лет пятнадцать-шестнадцать, и что ее понесло ночью по городу?...

— Ее послал Отец наш Небесный. — Какой Отец? Бог что ли? — Бог. — А зачем Он ее послал-то? — Чтобы дать тебе возможность пожалеть человека. Ведь у тебя же выбор был: убить ее или оставить жить. Ты выбрал жизнь. — Ну а зачем это? — Зачем? Лучше ты скажи: где Авель, брат твой? — Какой еще брат? — снова встрепенулся Влас, как будто его по старой ране резанули. — Не было у меня никакого брата. — Не было? А ты вспомни: Авель, Авель, брат твой. После этих слов гостя, Власа охватила черная тоска. «Это он намекает на того грузина Авеля, охранника из магазина. А какое ему-то дело? Тоже мне, судья выискался. Что он меня мучает. Вот прибью его сейчас табуреткой, и всё. Мне терять нечего, все равно — вышка...» С этими мыслями Влас стал незаметно пододвигаться ближе к табурету. — Для чего ты хочешь убить меня? — грустно спросил гость. Власа прошиб холодный пот: «Ага, он еще и мысли читает! Прямо колдун какой-то, экстрасенс... или...» После этого «или» Власу показалось, что у него в голове раздался щелчок и в глазах что-то сверкнуло, но все-таки Влас закончил свою мысль: «...или он — святой. То-то я смотрю, он мне какую-то икону напоминает. Да и про Бога он тут что-то говорил». — Слушай, братишка, не хотел я твоего Авеля убивать. Не хотел! Я ведь не знал, что он в ту ночь в магазине дежурил. Заказчики ничего об этом не сказали. Просто, говорят, магазин взорвешь, и всё. А про мокрое дело речи не было. Не хотел я его убивать. Ты мне веришь? — Верю.

— Хорошо хоть ты веришь, а судьи вот не поверили; повесили мне это дело как умышленное убийство, а вдобавок пришили десяток заказных убийств, слепили из меня настоящего наемного убийцу. Только я про те дела и знать ничего не знал. Да что уж теперь-то говорить. Видно, судьба у меня такая — под расстрел идти. Гость пристально посмотрел на Власа. И то ли Власу показалось, то ли на самом деле вид гостя несколько изменился. Это уже не был тот изможденный человек с печальными глазами, которого привел надзиратель. Гость как-то весь оживился — казалось, от него шло какое-то особенное тепло, взгляд излучал радостную надежду. Именно таким взглядом гость посмотрел на Власа и сказал: — Я могу спасти тебя. — Ну, это уж слишком! — Влас вскочил и начал быстро ходить по камере. — Спасти! Как ты можешь меня спасти!? — возбужденно выкрикивал он. — Я имею власть спасти тебя, потому что Я уже однажды умер за тебя, и Я еще и сейчас страдаю за тебя, и если ты пожелаешь принять сие, как Мой дар тебе, то Я могу умереть вместо тебя... сегодня утром. Влас уже стал понимать, что в эту ночь перед ним открывается какая-то неведомая ему ранее грань бытия. Сейчас ему некогда было раздумывать, как и почему это случилось. Одно он понял: Гость не шутит, и с Ним шутить тоже не стоит. Влас и не собирался больше шутить с Гостем, он хотел Его понять, но понять не мог. — Ну, ладно, — продолжил разговор Влас, ходя по камере, — Ты умрешь за меня. Для меня-то это хорошо, но Тебе-то это зачем? — Я хочу, чтобы ты спас свою душу. — Почему? — Потому что Мне тебя жалко. — Тебе? Меня?.. Почему? — Потому что Я люблю тебя как брата, — тихо, радостно и торжественно ответил Гость. — Заметь, ведь и ты Меня братом называешь. — Но как Ты узнал про меня? Почему я? — не успокаивался Влас. — За тебя просил брат твой Авель. — Разве он мне брат? Я ведь про него толком, ничего не знаю. — Авель приехал из Грузии в Москву учиться. Жил у родственников, а по ночам подрабатывал дежурством в том магазине, который ты взорвал. Верующий и честный был юноша, такие ныне редкость. Когда ты убил его, ему было двадцать два года. — Так мы с ним были ровесники... — Когда ты убил его и он пришел ко Мне, то первое, что он попросил, — это помиловать его брата Власа. — Значит, мы все-таки братья... — Влас прекратил свое хождение по камере и с застывшим изумлением на лице стал медленно оседать на табурет. — Все люди братья, потому что все от одной крови. И когда убивают одного человека, то бывает больно всем, только не все это понимают... А знаешь, кто еще приходил просить за тебя? — Кто? — Надежда. — Та девчонка? — Да. Она в тот же день, когда столкнулась с тобой, ходила в храм и поставила свечку о твоем спасении. — Ты что меня, до слез довести хочешь? Смотри же — я плачу, — Влас размазал кулаком слезы, — говоришь, свечу за меня поставила... Спасибо ей. Не ожидал. — Видишь, у тебя сейчас на душе легче, светлее стало, это потому что за тебя молятся. За человека молиться значит его оживлять. А если и один духовный мертвец оживет, то всем легче станет, для всех радость будет. — Неужели я тоже мертвец? — Ты был мертвецом, но теперь оживешь. Ты ведь не Авеля тогда убил, ты себя убил, но теперь ты оживешь. — И буду жить?

— Обязательно будешь. Долго-долго жить будешь... Вечно. Тебя ведь бабушка в детстве крестила, а крещеные не умирают. Только много поплакать тебе придется. Поплакать, да покаяться, да помолиться. — А я ведь и молиться-то не умею. — А ты молись так: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Ну а теперь ложись, спи. Пора уже. Да и Мне скоро идти нужно. — Погоди, не уходи. — Тут Влас поймал себя на мысли, что он чувствует себя ребенком в присутствии Гостя. — Оставь мне что-нибудь на память. — Возьми. — Гость протянул Власу маленький нательный крестик на веревочке. — Крестик, — сказал Влас, удивленно и радостно разглядывая подарок. — Это на земле он крестиком называется, а на небе его называют оружием Божественной любви. Ну, ложись, ложись, спи. Влас лег совершенно умиротворенный. Он впервые в жизни в своей душе переживал такой глубокий покой и тихую светлую радость. Гость наклонился у изголовья деревянной койки и, легким движением прикоснувшись к волосам Власа, сказал: — Спи, мой дорогой, Ангела тебе Хранителя... — А мы еще увидимся? — спросил Влас. — Непременно, непременно увидимся. Засыпая, Влас смотрел на Гостя, и ему казалось (а может быть, это было на самом деле), что Гость был объят золотым сиянием. И тут Влас вспомнил: «Ну, конечно. Как же это я сразу не узнал Его. Да-да, всё как на той иконе, которую бабушка хранила в чулане: и овал лица, и этот удивительный взгляд, и изображен Он на той иконе тоже сидящим в камере. А как называется икона? Как же она называется? Кажется, "Иисус Христос в темнице"». Утешенный найденным ответом Влас крепко заснул. Когда он проснулся, уже светало, но нары еще не отобрали. «Значит, шести еще нет», — подумал Влас. Он огляделся. Гостя не было. Сразу же всем телом Влас рванулся вперед и, навалившись на железную дверь, начал стучать. Дверь приоткрыли. — Чего тебе, Филимонов? — раздался из просвета недовольный голос надзирателя. — Простите за беспокойство. Я это... у меня вопрос. А где Гость? — Какой гость? — Ну, сосед, подселенец мой где? — А-а, ты про него? — надзиратель вздохнул, — я же говорил тебе, что он только до утра. Увели его уже. Всё. — Что значит всё!? Куда увели-то? — Куда-куда? На кудыкину гору. Не знаешь что ли, куда из этой камеры уводят? И уже закрывая дверь, надзиратель пробормотал: — Высшая мера наказания. Приговор приведен в исполнение. — Да как же вы могли!? — закричал Влас. — Он же ведь для меня, Он же мне, Он за нас... ...И тут Влас проснулся от лязга железной двери. Вошедший надзиратель забрал «вертолет» и объявил, что заключенному Филимонову необходимо привести камеру в надлежащий порядок, так как сегодня будет делать обход начальник тюрьмы. Влас молча буравил глазами надзирателя, пытаясь понять, что приснилось и что было на самом деле с ним ночью. Когда надзиратель ушел, Влас запустил руку под робу, крестик был на месте. Тот самый крестик, что подарил ему Он. Дабы занять себя и успокоиться, Влас стал молиться той молитвой, которой научил его Он. И, на удивление Власа, молитва у него шла. Минут через сорок дверь снова отворили, и на пороге показался начальник тюрьмы, полковник Стопунов. Влас встал и, не давая полковнику открыть рта, выпалил заранее приготовленный вопрос: — Его-то за что казнили!? — Кого его? — не понял полковник. — Христа, — твердо ответил Влас и шагнул вперед. — Какого еще Христа? — Того, Который в этой камере со мной ночью был. Последовала минутная пауза. Полковник оценил ситуацию и членораздельно, постепенно ускоряя темп, сказал: — Во-первых, заключенный Филимонов, никого ночью в этой камере кроме тебя не было, а во-вторых, тебе нет смысла разыгрывать из себя сумасшедшего по той простой причине, что в соответствии с полученным сегодня утром приказом все смертные приговоры заменены пожизненным заключением или сроками. Потому не валяй дурака, тебя и так не расстреляют и скоро переведут на зону. О чем я собственно и пришел сообщить. Полковник четко, по-военному развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Влас рухнул на пол. Он-то знал, что дело вовсе не в приказе, а в том, что Христос умер за него, Власа Филимонова. И хотя полковник сказал, что никакого Христа в камере не было, но он-то знал, что был. И все-таки Власу было мучительно жаль Гостя, он с печалью думал: «Эх, чуть-чуть не дотянул до приказа Гость. Был бы жив сейчас».

И был Власу голос: «Утешься, брат. Не печалься обо Мне, а плачь о грехах своих, ибо Я даю тебе время на покаяние». Без сомнений, это был голос Гостя. «Значит, Он жив! Значит, и тут Он не обманул, и мы с Ним еще увидимся», — радостным вихрем пронеслось в сознании Власа.

И хлынули из очей Власа потоки слезные, словно какая-то преграда рухнула. Легко и радостно лились слезы. И казалось ему, что слезы смывают какую-то серую пелену с его глаз и он начинает видеть лучше, яснее, чище. Рукой Влас крепко прижимал к сердцу Его подарок, нательный крестик, который только на земле так называется, а на небе именуется — оружием Божественной любви.

 

Вопросы к СМЫСЛОВИКУ № 25. Выберите правильный ответ.

1. Кто был ночным гостем Власа?

2. Что происходит с человеком, когда за него молятся?

а)	ничего
б)	собираются богатства на Небесах
в)	оживает его душа

 

3. Кто самый грозный судья?

а)	народный суд
б)	родственники
в)	потерпевшие
г)	совесть

 

4. Вы крещенный (хотели бы принять крещение)?

а)	да
б)	нет

 

5. Если Вы крещенный, то носите ли нательный крестик

а)	да
б)	нет (по какой причине)

 

Часть В. Ответьте на вопросы

 1. Выпишите и, если хотите, выучите молитву, которой научил молиться Власа ночной Гость

Советуем поступить следующим образом: сами вопросники оставьте себе (можете на них ничего и не писать) а на отдельном листочке напишите ряд цифр (1,2,3…8) и рядом напишите Ваш ответ (а, б, в, г… и так далее). Развернутой аргументации приводить не обязательно, хотя и не запрещается. Словом, всё – на Ваше усмотренье.

Не забывайте  в своей работе писать фамилию, имя и номер отряда

Евангельский рассказ. Притча о блудном сыне. Смысловик  №26

 

Любая евангельская притча, рассказанная Иисусом Христом людям, всегда говорит нам не только о прошлом, но и о нас самих. Очень интересной является притча о возвращении блудного сына.

...У некоторого человека было два сына: и сказал младший из них отцу: отче! дай мне сейчас причитающуюся мне после твоей смерти часть наследства от твоего имения. И отец исполнил его просьбу. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, и пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: «Сколько наемников у отца моего едят хлеб с избытком, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже не достоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих». Так он и сделал. Встал и пошел домой к отцу своему. И когда он был еще далеко, отец увидел его и сжалился над ним. Отец сам побежал на встречу сыну, пал ему на шею и целовал его. Сын же начал говорить: «Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим». А отец сказал рабам своим: «Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте ему перстень на руку  и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». И начали веселиться.

Старший же сын возвращался в это время с поля, услышав в доме пение и ликование он призвал одного из слуг и спросил: «Что это такое?»

Слуга сказал ему: «Брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что увидел его здоровым». Старший сын рассердился и не хотел войти в дом. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: «Вот, я столько лет служу тебе и никогда не нарушал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой,  беспутно расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка». Он же сказал ему: «Сын мой! ты всегда со мною, и все мое - твое, а о том надобно было и тебе радоваться и веселиться, что брат твой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». (Евангелие от Луки 15, 11-32).

 

В притче этой под отцом подразумевается Бог, а под блудным сыном - кающийся грешник. На блудного сына похож всякий человек, который душою своею удаляется от Бога и предается своевольной, грешной жизни; своими грехами он губит свою душу и все дары (жизнь, здоровье, силу, способности), какие получил от Бога. Когда же грешник, образумившись приносит искреннее покаяние, со смирением и с надеждою на Его милосердие, то Господь радуется обращению грешника, прощает ему все его грехи, как бы велики они ни были и возвращает ему Свои милости и дары.
Притча о блудном сыне! Самое глубокое место в Святом Писании, самое близкое сердцу грешника. Думается, если бы в Евангелии была только эта притча, из нее одной можно было бы получить полное представление о любви Бога к человеку. От такой отеческой любви покаяние становится как бы необходимостью. Это дивное уважение Бога к человеку, находящемуся в грехах, исключает всякое равнодушие к святости и чистоте жизни.
Особая дивность притчи в том, что в ней нет места ни малейшей строгости, даже намека на нее. Старший сын добивался справедливости, но и ее Отец отверг - все разумно, милостиво и просто: да, человек получил свободу, но он не захотел услышать об опасностях, заложенных в ней; да, человек опробовал полученную свободу в полной мере, даже пренебрегши Творцом... а теперь он должен возвратиться к изначальному, чтобы, уже имея мудрость знания жизни, навсегда полюбить Бога - Отца и остаться в Его Доме, наследовать его.
Притча о блудном сыне не поднимает вопроса о цене возможности возвращения в Отчий Дом, а просто открывает двери покаяния для любого сознания, говорит о возможности покаяния для всякого грешника, словно ничего не случилось.
Нет никакой обиды Бога-Отца на блудного сына. Человек живет на земле в испытании свободы, и Бог, даруя свободу, знал, что все так и будет: человек захочет до конца ее познать, ведь радость свободы - высшая радость жизни, главная составляющая человеческого достоинства. Но Он верит человеку и надеется, что, обойдя все далекие страны, он все-таки возвратится и это возвращение будет чудесным праздником, радостью, которую невозможно ни выразить, ни передать.

Евангельская притча объясняет нам, что уход из Отчего Дома - совсем не радость обретения свободы, а потеря уникальной возможности не страдать. Уходя от Бога, человек уходит и от самого себя, становится неестественным, принимает маску, которую навязывает ему общество, и часто с этим не своим лицом живет всю жизнь...
 

Вопросы к СМЫСЛОВИКУ №26  . Выберите правильный ответ.

1. Рожки, которые ели свиньи, и которые не давали обедневшему блудному сыну – это земные удовольствия. Что из перечисленного можно назвать подобными "рожками"?

а)	телячьи рога, копыта, хвосты и весь необходимый для холодца набор
б)	институты, колледжи, учебники, тетради…
в)	игровые автоматы, самая новомодная автомашина, зрелища…

 

2. Из того, что Бог (Отец) простил кающегося грешника, следует:

а)	можно пускаться во все тяжкие грехи, все равно Бог простит
б)	своими грехами мы добьемся награды (ведь дал же отец сыну перстень, одежду и накормил)
в)	в каком бы греховном состоянии мы сейчас не находились, есть надежда на прощение при условии нашего исправления

 

3. Блудный сын расточил имение отца. Известно, что Евангельские притчи имеют глубинный и иносказательный смысл, поэтому здесь под "расточенным" (растраченным) подразумевается:

а)	золото, брильянты, а также рубины сапфиры и прочие "цацки"
б)	производственные и профессиональные способности
в)	собранность ума, чистота помыслов, доверие к людям, здоровье

 

4. Старший сын не захотел понять и простить своего брата, это:

а)	прообраз истинных святых, которые своей добродетельной жизнью добились такой духовной чистоты, что не терпят и малейшего греха в других людях
б)	карикатура на праведность, т.к. истинные святые, подобно Богу, радуются обращению грешника
в)	значит, лучше грешить, чем вести добродетельную жизнь (по крайней мере, не будут высмеивать в притчах)

 

Советуем поступить следующим образом: сами вопросники оставьте себе (можете на них ничего и не писать) а на отдельном листочке напишите ряд цифр (1,2,3…8) и рядом напишите Ваш ответ (а, б, в, г… и так далее). Развернутой аргументации приводить не обязательно, хотя и не запрещается. Словом, всё – на Ваше усмотренье.

Не забывайте  в своей работе писать фамилию, имя и номер отряда